
(продолжение)
Содержание её едва ли кто мог понять и из китайцев. Нарисовано было много гор и рек, по рекам плыло несколько чудовищ. Отец диакон достал из книги маленькую икону Пресвятой богородицы, напечатанную на бумаге, и установил её на стол, стал читать повечерие на китайском языке. Помолившись Богу, мы расположились было спать, но тут пришлось повозиться с постелями: хозяева настлали целую гору матрасов, одеял, подушек, и это вышло потому, что, я наскучив выражениями любезности хозяев, перестал возражать на предлагаемые мне удобства; а отдался течению событий, и воть получилось, что нам настлали чуть ли не по пяти постелей, пришлось убирать их, и строить себе общепринятое ложе.
Спать было покойно и я проснулся лишь перед утром, когда ослик вздумал почему-то пронзительно прокричать. Я взглянул на часы было около пяти часов утра. Мы условились выехать в шесть, а потому надо было вставать. За мной поднялся отец диакон, он разбудил всех. Подали теплой воды умываться и по обычаю - мокрые полотенца.
Когда мы вышли со двора, чтобы сесть в телегу. ночь еще не уступила своих прав тихому утру, звезды ярко горели в темной лазури неба, морозный воздух стоял неподвижно: каждыз звук в нем отдавался резким металлическим отзвуком. Лишь мы уселись и повозка тронулась, как над нами нависла полукруглая арка городских ворот. Они были еще заперты и в лабиринтах тесных переходов с отвесными стенами было темно и страшно. У китайцев были в свое время хорошие стратеги, умевшие так искусно построить стены города, что казалось бы с одними камнями в руках можнобыло отстоять эти ворота против какого угодно противника. После нескольких окриков и расспросов нам отворили ворота и едва бледнеющий восток весело блеснул среди темных громад лабиринта. дорога шла сначала над стеною города, потом повернула влево , к деревеньке. На улице заметно уже движение пороснувшихся поселян. Из колодца достают воду, два ослика её пьют из деревянного корыта, из ворот выезжает пустая телега. а том группа мальчиков с деревянными корзинами и широкими граблями из бамбука собралась. чтобы идти сгребать траву на полях для топлива на зиму. и один из них затянул было песенку, но вдруг остановился, увидав нас и замахав граблями. закричал товарищам: бесы, заморские бысы приехали, и звонкий детский смех далеко провожал нас за деревню.
После полудня мы доехали до Лань-чжоу, подъехав к нему с нагорной стороны. железнодорожная станция оставалась в стороне мы её уже миновали. Поезд давно ушел. надо было оставться до следующего утра.
Гостинницы и постоялые дворы вблтзи станции были все заняты китайскими солдатами. грузившими хлеб и рис. свою телегу мы поставили в первом попавшемся дворе, и через час отец диакон отправился на ней в обратный путь, в стан. Мне пришлось остаться и искать себе ночлега. Таковой нашелся в небольшом дворике. в гостиннице.
Это название, впрочем, мало подходило к той грязной и смрадной конуре, в которой мне предстояло провести ночь. Лучшего помещения не было. Правда, начальник станции-китаец, предлагал мне поместиться в католической миссии, которая находилась неподалеку от вокзала. но я и подумать об этом боялся, так это было странно и противоречило моим взглядам на отношения наши к коллегам по профессии.
Две длинные лежанки на всю длинну комнаты составляли всю её мебель. Между лежанками оставалось четь более метра ширины, по которому сновали туда и сюда разные гости. Расположившись на лежанке, я читал бывшую у меня книгу - правильник, и почти забыл окружающую меня обстановку нищетыи грязи.
До сумерек я читал. а потом не торопясь поужинал хлебными лепешками и помолился Богу. Чтобы не лишиться места, надо было развернуть свою постель и сидеть на ней в полулежачем положении. мне было видно всю внутренность комнаты, как все посетители делились на группы. из которых в каждой шел разговор. Можно было уловить лишь отдельные слова, речь шла в одном углу о ценах на зерновой хлеб, в другом о заработках на дороге. там вычисляли расстояние между несколькими селениями этого уезда, у котла хлопотали два старика, один варил кашицу из пшена и бобов, другой подавал кипяток приходящим. Когда стемнело совсем, зажжена была лампа особого устройства, - жестяная с тремя трубками по сторонам, из которых к каждой горел фитиль. она была подвешена к потолку и проливала тусклый свет на все окружающее. напившись чаю многие разостлали свои постели и ложились спать. курильщики опиума собрались курить. им хозяин подал небольшой поднос. курильщиков было двое. Я хотел было сказать кое-что по поводу курения, как оно губительнои что нужно стараться отказаться от него и лечиться принимая лекарства. но никто не стал слушать моих слов, некоторые переглянулись с улыбкой. а старик безнадежно покачал головой. Я накрылся одеялов с головой, но долго не мог уснуть: все казалось что дым опиума невообразимо противный, проникает в мои легкие, отравляя всё мое существо...
Утром мне хотелось встать ранее других. Выпив чаю и раплатившись с хозяином, который все норовил получить сменя за ночлег вдвое дороже, руководствуясь тем что будто-бы я "великий господин" - я отправился на вокзал.
Через полчаса я уже сидел в вагоне поезда, мчавшегося по направлению к Тань-цзыну. Против меня на лавочке сидел китаец без косы, в меховой шапке английского покроя и безпрестанно курул плохонькую сигару. Я познакомился с ним и узнал, что он техник, сопровождает механика англичанинина на станцию Тонку для осмотра там машин и котлов. Он давно уже ищет случая увидаться с миссионером и познакомиться с христианским учением.Рассказав ему что и как я мог, я дал ему брошюры на китайском языке, огласительное поучение, краткий катехизис и сокращенный молитвенник. Он оказался хорошо грамотным по китайски и усердно всю дорогу читал данные ему книги, расспрашивал где я живу, когда буду опять в этих краях и можно ли ему надеяться креститься в скором времени? Я рад был что хоть на конец моего путешествия я встретил человека интересуещегося христианством, по видимому без всякой задней мысли. В задушевной беседе с ним я провел несколько часов.
А.А
Тянь-цзын Декабря 6-го 1904 г.